Интервью Натальи Бурлиновой, президента «Креативной дипломатии», аналитическому проекту «СОНАР-2050» — о том, с какими проблемами сталкиваются российские НКО на поле публичной дипломатии.
Что такое НКО (некоммерческие организации), зачем они нужны в современном гражданском обществе, каковы проблемы их развития в России, какую функцию НКО выполняют в сфере международной политики?
Аббревиатура НКО знакома огромному числу людей, но немногие знают, что на самом деле это означает. Скорее всего, вы слышали про НКО, которые занимаются социальной или гуманитарной деятельностью (профилактика здорового образа жизни, охрана материнства и детства, помощь социально незащищённым слоям населения, сохранение национально-культурного наследия и т. д.), но мало кто знает о тех организациях, которые напрямую занимаются международными проблемами, в том числе такой важной задачей, как формирование образа России за рубежом. Термин «мягкая сила», в последнее время так активно используемый экспертами, особенно важен именно в работе этих НКО, именно с их помощью этот термин из сугубо теоретической сферы переходит в практическую.
Об НКО в международной политике, публичной и общественной дипломатии, экспертном сообществе в этих вопросах мы разговаривали с руководителем Центра «Креативная дипломатия», кандидатом политических наук, экспертом по вопросам публичной дипломатии Натальей Бурлиновой.
— Наталья Валерьевна, давайте начнём с вопроса о том, почему на Западе НКО очень успешны, а в России деятельность НКО не очень видна.
— Начнём с того, что понятие НКО надо разделить на два направления. Первое — это аналитические центры, и говорить, что они у нас не успешны, наверное, неправильно. В последнее время такие центры, как РСМД, ИМЭМО, несколько других, регулярно попадают в ведущие международные рейтинги. Другой разговор, что их немного по сравнению с западными аналитическими центрами и они не занимают первые места, а значит, не определяют экспертную глобальную повестку.
Второе направление — это так называемые НКО-международники, которые реализуют различные проекты или работают в какой-то другой стране, то есть проводят эти мероприятия за пределами России. И здесь есть очень большая проблема: у нас таких НКО-международников, которые занимаются именно проектной деятельностью, очень и очень мало. Это связано и с недостаточным финансированием, безусловно, потому что пример последнего конкурса президентских грантов показывает, что к направлению публичной дипломатии в России относятся сложно, скажем так.
У нас в основном поддерживаются проекты общественной дипломатии, которые проходят на территории России. Эти НКО не заинтересованы выходить за пределы страны, они не умеют этого делать, у многих нет понимания, что общественная дипломатия направлена во внешний ракурс, а не внутрь страны.
Комплексная проблема публичной дипломатии именно в том, что отношение к ней очень вторичное. У нас есть общественная дипломатия, активно ей занимаются, есть проекты, назовём так, «дружбы», которыми занимаются НКО, и считается, что этого достаточно. А вот на Западе, особенно в США, в европейских странах, огромное внимание уделяется публичной дипломатии, ведь именно эти проекты несут в себе политическую составляющую.
— Наталья Валерьевна, раз уж мы заговорили о разнице публичной и общественной дипломатии, давайте проговорим, что означает то и другое.
— Для широкого гражданского общества существует понятие «общественная дипломатия», а для экспертного диалога — «публичная дипломатия». Это немножко разные вещи.
Общественная дипломатия — это гуманитарное сотрудничество, а публичная дипломатия — это диалог в политических целях. Но оба направления формируют систему публичной дипломатии.
Моя личная точка зрения как специалиста по публичной дипломатии состоит в том, что это два направления в рамках одной системы. Общественная дипломатия — это прежде всего сотрудничество в гуманитарной сфере: гастроли театров, культурные программы, сотрудничество общественных организаций, которые не очень вовлечены в политику. Это даёт очень большой гуманитарный эффект в международных взаимоотношениях.
А публичная дипломатия — это параллельный процесс с участием профессионалов и экспертов с другими целями.
Но у государства нет необходимости отделять одно от другого. Это всё называется системой публичной дипломатии, и она включает в себя и проекты экспертного диалога, и проекты общественной дипломатии.
Только когда эта система работает как единая, она даёт эффект для любого государства в рамках продвижения «мягкой силы». А если развивается что-то одно, а второе не развивается, то тогда не получается комплексного эффекта.
— Вернёмся к проектной деятельности НКО.
— В России таких экспертных проектов, несущих в себе политическую составляющую, катастрофически мало. Проекты, которые россиянами делаются за рубежом, можно посчитать по пальцам. В основном экспертные мероприятия, большие конференции проводятся внутри России, а вот за рубежом мы практически не работаем. И происходит это потому, что у нас не сформировано понимание «публичной дипломатии», у нас даже во внешнеполитической концепции нет самого понятия «публичной дипломатии». Есть традиционная общественная дипломатия, которая с советских времён всех устраивает. Здесь нет, во-первых, запроса от государства, а во-вторых, поскольку не сформирован запрос, нет практики проведения таких мероприятий, поэтому большинство участников НКО просто не умеет качественно, подчеркну это слово, проводить такие программы. Вопрос финансирования важен, но он вторичен, потому что я убеждена, что даже за небольшие деньги можно сделать интересное мероприятие. Первично именно отношение к направлению этого вида деятельности.
Теперь что касается разницы в активности НКО в России и за рубежом. Мы уже говорили про аналитические центры, которые есть. Хоть их и немного, они достаточно неплохо обеспечивают потребность государства в аналитической деятельности внешнеполитического направления. Их, конечно, мало, например, по сравнению с Соединёнными Штатами, но в США общественная система развивалась таким образом, что НКО были выразителями определённых групп людей. Это потребность самореализации общества через проектную деятельность.
У нас немножко другая ситуация, система развивалась по-другому, и не было такой потребности в широком представительстве гражданского общества через НКО. Эта потребность появляется только сейчас, и она очень активно развивается, но не в сфере внешней политики, а в социальной сфере. Там как раз ситуация развивается по-другому, потому что государство активно проявляет свою заинтересованность в таких НКО, чтобы передать им часть своих функций, с которыми эти организации справляются зачастую лучше, чем само государство.
А вот во внешней политике, в сфере более консервативной, такой активной тенденции, к сожалению, нет.
— В широком смысле НКО, и социальных, и внешнеполитических, и других, у нас меньше, потому что мы позже начали или по какой-то другой причине?
— Да, именно потому, что у нас история другая: у нас бум НКО приходится на двухтысячные годы, а в Америке — на 1970-е, когда общественные организации начали активно заявлять о себе.
У нас совершенно другая история — реальные НКО, которые являются инструментами гражданского общества, появляются гораздо позже. Но, я всегда это подчёркиваю, русский человек очень быстро учится новым вещам. Тенденция очень позитивная, люди проявляют необходимость в самоорганизации, и появляются самые разные интересные проекты, самые разные НКО. Сказать, что у нас не развивается этот сектор, ни в коем случае нельзя. Гражданское общество развивается очень активно.
Есть сложности по определённым направлениям, но тенденция очень позитивная. Другой вопрос, что есть много вещей, которые необходимо решать, чтобы помогать сектору НКО развиваться.
Например, в вопросах финансирования — оно должно быть на постоянной основе. Для большинства НКО вопрос финансирования очень критичен, потому что получается, что только государство готово давать деньги.
Если вновь говорить о внешней политике, то можно рассчитывать только на государственные деньги. Бизнес опасается давать деньги на подобные проекты, им легче участвовать в социальной сфере, чем в политической.
Но в любом случае государственное финансирование должно быть долгосрочным, не выдаваться на полгода, а потом неизвестно, что будет. Чтобы работать с зарубежными партнёрами, ты должен быть уверен, что через полгода, год, полтора у тебя будут средства, чтобы ты мог планировать проведение мероприятий.
В социальной сфере как раз есть такое понимание, и Фонд президентских грантов выдаёт деньги под некоторые направления проектов на 2–3 года. Во внешней политике, общественной дипломатии такого нет.
— Не могу не спросить и об иностранных агентах.
— Очень тонкая и скользкая тема. Давайте вновь возьмём направление публичной дипломатии. Здесь, как ни крути, ты работаешь с иностранными партнёрами и многие проекты носят совместный характер.
Сейчас почему такое торможение в развитии НКО во внешней политике? Потому что все отказываются участвовать в проектах с иностранным софинансированием, а собственных средств катастрофически мало. Замкнутый круг. Здесь необходимо пересматривать законодательство, нужно сделать какие-то исключения, связанные с экспертной деятельностью, проектной внешнеполитической деятельностью и т. д. У нас же, наоборот, всё идёт в сторону ужесточения, а не смягчения, взять, к примеру, тот же указ об экспертном сообществе.
— Недавно прошёл форум «Минский диалог», какое мероприятие проводила в рамках форума ваша организация и какие цели вы ставили перед этим мероприятием?
— Мероприятие называлось Meeting Russia («Встреча с Россией»), оно проходило на полях форума «Минский диалог». Это была экспертная дискуссия с участием представителей России и Европы. Мы обсуждали перспективы российско-европейских отношений в контексте нынешней политической ситуации и то, как эти отношения могут измениться через 5–10 лет.
Meeting Russia — это название большого проекта, который реализует наша организация, это программа публичной дипломатии для экспертов молодого поколения. Это диалоговая площадка для экспертов из России, США и Европы. Наши выпускники, которые уже принимали участие в проекте, присутствовали и на «Минском диалоге».
Присутствовали люди разные: из Европейского союза, с постсоветского пространства. И вопросы обсуждались разные, но в большей степени нас интересовала перспектива отношений после того, как пройдут выборы в США, выборы в России, когда изменится правительство в Германии. То есть всех интересует перспектива 5–10 лет, и однозначного ответа на этот вопрос нет. В какую сторону эти отношения повернутся, сейчас точно никто сказать не может. Но другой вопрос, что этим отношениям быть, и политический диалог будет, как бы ситуация ни менялась.
— Что такое в вашем понимании «политический диалог»: это диалог между непосредственно политиками, внутри экспертного сообщества или всё-таки так можно назвать и общение между обычными людьми разных стран?
— На мой взгляд, нельзя однозначно ответить на этот вопрос — это всё очень разные вещи, хотя и тесно связанные друг с другом. Диалог политиков важен с точки зрения выстраивания политических взаимоотношений между странами. А диалог гражданского общества и экспертов очень важен с точки зрения выстраивания гуманитарных контактов. Поэтому одно без другого может, конечно, существовать, но лучше, когда это взаимодополняемо.
Кстати, хочу отметить, что на форуме президент Беларуси Александр Лукашенко говорил о том, как важно, чтобы эксперты собирались на таких площадках и обсуждали наболевшие вопросы, потому что это мотивирует политиков реагировать на какие-то проблемы.
В нашем случае речь идёт об экспертах, которые занимаются международными отношениями, поэтому широкой трансляции это, наверное, не получает, да этого и не нужно. Своим обсуждением они могут транслировать идеи, варианты решений каких-то проблем, которые важны для политических элит.
— Нужно ли широким слоям населения активно транслировать итоги такого мероприятия, как «Минский диалог»?
— Я не думаю, что тема внешней политики интересна обычным гражданам. Это же профессиональное объединение людей, вряд ли это интересно для широкого круга людей. В широком контексте, конечно, должны освещаться такие форумы, как, например, «Минский диалог», потому что мероприятия с участием президентов, глав государств, безусловно, должны быть в зоне широкого внимания.
Но в целом эти форумы в какой-то степени носят кулуарный характер, прежде всего они нацелены на донесение экспертного мнения до политических элит, чтобы решать те или иные проблемы или предотвращать появление этих проблем. И во многом очень широкое освещение этих мероприятий и не нужно.
И я не согласна с тем, что «Минский диалог» не получил широкого освещения. Как раз в Беларуси он обсуждался очень активно. Не так активно, как, например, в России, но это и понятно. Вот пример: Валдайский форум в России активно обсуждается внутри страны и не имеет большого резонанса за рубежом. Это естественно. А «Минский диалог» — это белорусская площадка, и она собрала очень много местных СМИ, они продвигают свою политику, приглашают экспертов по своему усмотрению и очень активно, кстати, приглашают российских экспертов.
— И не могу не спросить о планах вашей организации. Чем сейчас занимается «Креативная дипломатия»?
— Для нас очень важны две темы. Первая: мы очень ратуем за то, чтобы развивалась научная школа публичной дипломатии в России, мы проводим различные мероприятия, тренинги, пишем доклады. Вот впереди у нас публикация большого доклада по российской системе публичной дипломатии, который мы готовим совместно с Российским советом по международным делам.
И второе: вот уже три года мы реализуем проект Meeting Russia. У нас уже много выпускников, и сейчас мы стараемся проводить небольшие экспертные мероприятия в разных странах. Очень важно выезжать на международные площадки и вывозить экспертов, чтобы был слышен голос России. Причём сейчас мы делаем акцент именно на молодых экспертах, на новых именах экспертов-международников.
Источник: СОНАР-2050
Фото: Meeting Russia 2018