«Я вижу много стереотипов в гендерном подходе»: интервью с Еленой Карнауховой

В последнее время в российской внешнеполитической повестке все чаще затрагивается тема традиционных ценностей. Эти изыскания неизбежно касаются и женского вопроса. Но если российская информационная или социально-экономическая политика в немалой степени представлена женщинами, то как обстоит дело с глобальной безопасностью? Заметно ли присутствие женщин в этой сфере, как они сами оценивают свою роль и в чем особенность гендерных исследований по этому вопросу в России?

В 2022 году ПИР-Центр опубликовал аналитическую записку «Роль российских женщин в сфере ядерного нераспространения, разоружения и глобальной безопасности». 13 апреля 2023 г. состоялся совместный экспертный онлайн-семинар ПИР-Центра и Центра «Креативная дипломатия» на тему «Гендерный фактор в сфере ядерного нераспространения и разоружения: почему с ним надо быть осторожнее».

А сегодня мы побеседуем с автором доклада и заместителем директора ПИР-Центра Еленой Карнауховой об исследовании и её отношении к gender studies.

Наталья Бурлинова: Почему Вас заинтересовала тема гендера для научного исследования?

Елена Карнаухова: Прежде всего я хотела бы сделать дисклеймер: я не являюсь специалистом по гендерной социологии, я не занимаюсь гендерными исследованиями – это не моя специализация. В магистратуре мы разбирали гендерный подход в теории международных отношений. Да, было очень интересно, гендерная призма – это такой необычный взгляд на многие вещи. Что-то из прочитанного как по рекомендациям, так и по заданию лекторов мне нравилось, что-то цепляло взгляд и интриговало, а что-то вовсе вызывало отвращение. В общем-то для меня тематика гендера в теории международных отношений была больше связана с расширением кругозора, с формированием понимания того, что ту или иную международную проблему можно рассмотреть с разных точек зрения, причем довольно нетривиальных. Я считаю, что для международника всегда важно открывать для себя новое и неизведанное, эта специальность требует, безусловно, постоянного самообразования. Было бы только время!

В конце 2010-х-начале 2020-хх г. в России активно развивалась т.н. женская повестка. На прошлой работе у меня были коллеги, которые очень интересовались этой темой. Я много слышала про Евразийский женский форум. Когда я стала частью команды ПИР-Центра, мы очень много дискутировали с моим руководителем – Орловым Владимиром Андреевичем – на предмет нашей проектной деятельности. Совершенно случайно я отметила во время одного из таких разговоров, что в России есть т.н. женская повестка, проходит много различных мероприятий, но обсуждается преимущественно очень много социально-экономических вопросов, а не проблематика международной безопасности. Это была просто констатация факта – я ни к чему не призывала, ни на что не намекала. Сказала и забыла.

Спустя какое-то время Владимир Андреевич предложил мне написать научно-исследовательскую работу о том, какую роль играют российские женщины в сфере ядерного нераспространения и контроля над вооружениями. Я согласилась, так как эта тема заинтересовала меня своей необычностью, такого поворота я не ожидала. Я никогда не жалела, что взялась за нее, хоть и настраивала себя на другие темы в рамках аналитической работы. И мне нравится то, какой получилась моя аналитическая записка, изданная под эгидой ПИР-Центра на русском языке и с небольшим апдейтом на английском языке. Позволю себе минутку самолюбования – мне было приятно получить столько позитивной обратной связи и от российских коллег, и от зарубежной аудитории. В России многие мне писали, что опыт российских женщин их вдохновил на новые свершения. Если говорить об иностранцах, то они с интересом ознакомились с российскими специалистами в области КВРН, открыли их для себя. Выдержки из записки также использовались некоторыми нашими коллегами по дипломатической линии. Я была очень рада, что работа имела такой эффект. Но мне жаль, что ко мне приклеился своего рода ярлык: многие коллеги и друзья стали присылать мне какие-то статьи на гендерную тематику или анонсы мероприятий, связанных с гендером. Да, я не исключаю для себя возможность написать еще что-либо про международную безопасность под гендерным углом или принять участие в дискуссии по гендерным исследованиям. Но повторюсь, что это не моя специализация, и я в целом планировала развиваться немного в ином аналитическом и научно-исследовательском ракурсе. Хотя кто знает. Может, именно это и будет моя стезя, где я смогу открыть что-то новое или просто сделать что-то полезное.

Вообще лично я довольно критически настроена к гендерному подходу. Я признаю, что со мной могут не согласиться его апологеты и сторонники, но я все же хотела бы поделиться некоторыми из своих соображений.

Во-первых, я вижу в гендерном подходе очень много долженствования в отношении женщин. «Женщин должно быть больше…» – в политике, в госорганах, в мозговых центрах, в международных организациях, в НПО внешнеполитической направленности и т.д. Но прежде всего почему? Потому что чем больше женщин занято в области международных отношений, то тем здоровее они будут. То есть почему-то опять от женщин ждут, что они сделают что-то хорошее, решат какие-то проблемы или помогут найти выход из трудной ситуации. Мне совершенно не нравится этот тезис, потому что все женщины абсолютно разные – и по характеру, и по умениям, и по способностям!

Когда на Западе зарождался гендерный подход, можно еще было бы говорить, что в мире столько жестокости, потому что он принадлежит этим мужчинам с их маскулинностью. В 1988 г. Э. Тикнер писала в своей статье «Женщины и международные отношения», что международные отношения – это «мир мужчин, мир власти и конфликта» (вообще интересно было бы узнать, как на такой тезис отреагировали бы Голда Меир, Маргарет Тэтчер или Индира Ганди). Но сколько лет прошло! Посмотрите, как сильно больше стало женщин, задействованных в различных сегментах международной безопасности, и госслужащих, и общественных активисток, и исследователей. И что? В мире стало меньше конфликтов? Все зажили дружно и счастливо? А ведь женщина-то сама может воспроизводить признаки маскулинности, если не быть еще жестче, чем мужчина.

Во-вторых, я вижу в гендерном подходе очень много стереотипов в отношении женщин. «Женщина – борец за мир», «женщина – противница ядерного оружия, войн и конфликтов», «Женщина – сторонница ядерного разоружения» – такие слоганы можно продолжать до бесконечности. Ни за что не соглашусь, что все женщины – априори по своей природе выступают против ядерного оружия и всяческих форм милитаризма, а мужчины, наоборот, только о ядерных боеголовках и думают.

Такой миролюбивый «женский» образ во многом был сформирован на фоне антиядерных движений в западных странах, которые проходили массово с
1950-х гг. Например, в 1959 г. возникло Европейское движение женщин против ядерного вооружения (European Women Against Nuclear Armament). Сторонницы движения выступили за ядерное разоружение. В начале 1960-х гг. американские женщины устроили марш мира, раскритиковав политику правительства США в сфере ядерного сдерживания, которую они рассматривали как угрозу семье и женщине. Тогда поводом к забастовкам послужила информация бостонских врачей о наличии стронция в коровьем и грудном молоке и в зубах американских детей, что стало следствием ядерных испытаний, проводимых США. Еще один пример: в 1981 г. в графстве Беркшир в Великобритании начались протесты против размещения на Британских островах американских крылатых ракет с ядерными боеголовками в рамках реализации «двойного решения НАТО». Символом протеста стал женский лагерь в Гринэм-Коммон, «жительницы» которого выступали против ядерного оружия. Такие лагеря потом возникли и в других странах мира. Но ведь в этих протестах участвовали и мужчины!

Другой момент – вторая половина ХХ века подарила нам таких женщин-управленцев, как Индира Ганди, Голда Меир и Маргарэт Тэтчер. Первая, как считается, одобрила разработку Индией ядерного взрывного устройства и проведение в 1974 г. ядерных взрывов. Тогда Индия заявила, что провела т.н. «мирные» ядерные испытания. Но в американской академической литературе уже в те годы многие исследователи стали писать, что с испытанием «Улыбающегося Будды» умер недавно вступивший в силу Договор о нераспространении ядерного оружия, к которому Индия, кстати, отказалась присоединяться. Голде Меир приписывают слова о том, что Израиль ни за что не пошел бы на капитуляцию в ходе Войны Судного дня и должен был бы при необходимости применить ядерное оружие, чтобы уничтожить Каир и Дамаск. А Маргарэт Тэтчер не исключала опцию применить ядерное оружие в конфликте с Аргентиной за Фолклендские острова.

Мне могут возразить: «Елена, Ваши примеры не состоятельны, мы не можем рассматривать обозначенные Вами фигуры женщин как таковые». И в ответ я сама же припомню слова Симоны де Бовуар, которая писала в своей знаменитой работе «Второй пол», что такие государственные деятели, как Изабелла Кастильская, Елизавета Английская, Екатерина Великая не принадлежали ни к мужскому, ни к женскому полу, потому что они монархи, чья женственность была социально уничтожена, а сами они были поставлены выше любых половых различий. Но о чем тогда вообще разговор, коллеги? Разве это как раз и не делает бессмысленными все наши рассуждения о том, что «женщин должно быть больше, чтобы мир стал лучше»? Правильно ли мы делаем, что смотрим на тех женщин, которые участвовали в антиядерных движениях, именно как на женщин? Это не столько женщины, сколько социальные активисты, и еще раз повторюсь, что мужчин среди них тоже было немало.

В-третьих, гендерные исследования на Западе подпитаны проблемой дискриминации. Исторически я понимаю, почему они зарождались именно в таком контексте. Но проблема дискриминации меньшинств по-прежнему себя так или иначе воспроизводит в гендерных исследованиях. В 1970-1980-х гг. на Западе писали, что в международных отношениях мало женщин, что они незаметны. Теперь порой попадаются работы о том, что женщин, конечно, стало больше, но это все опять не то, потому что они в основном, простите, белые, поэтому опять непорядок. Часто приходится натыкаться на рассуждения о взаимосвязи гендерных исследований с ЛГБТ-повесткой. Обратила внимание, что теперь во многих документах и информационно-аналитических материалах по проблематике ядерного нераспространения (прежде всего в рамках деятельности ООН) гендер идет рука об руку с интерсекциональностью, т.е. с исследованием различных форм угнетения и дискриминации, если говорить простыми словами. Напомню, что на Западе гендер – это не столько пол, сколько некий конструкт для оперирования такими понятиями, как фемининность и маскулинность, для выделения характеристик, свойственных мужчинам и женщинам. На Западе, как мы знаем, очень много гендерных идентичностей. И, судя по всему, пока мы все т.н. недопредставленные группы населения в международные отношения не вовлечем, зажить благополучно у нас с вами не получится. Это просто perpetuum mobile. Лично мне не хотелось бы, чтобы женщин искусственно выделяли в класс «униженных и оскорбленных», чтобы их выставляли в качестве жертв в тех случаях, где никакой жертвенности нет, или чтобы их самих дискриминировали по какому-либо признаку ради интересов других гендерных и еще каких-либо идентичностей. Наконец, не могу не отметить в данном контексте, что на Западе сейчас в гендерной тематике очень много пропаганды и манипулирования общественным сознанием.

В-четвертых, у меня сложилось стойкое впечатление, что гендерный подход космополитичен по своей сути, что он отвергает или, скажем мягче, не учитывает такие факторы, как государственная принадлежность, этническое происхождение, стратегическая культура того государства, где ты родилась. Помню, как в каких-то материалах по гендерной тематике прочитала, что женщины должны вершить мировые дела просто потому, что они составляют или половину населения планеты или даже больше. Думаю, что читателю уже не нужно объяснять, что я с таким подходом не согласна. Я считаю пагубной подобную поляризацию по половому признаку.

Все, что я сейчас постаралась обрисовать, не должно отталкивать нас от гендерных исследований. Наоборот будет так здорово, если в России специалисты по международным отношениям смогут не просто изучить и осмыслить западные гендерные подходы, но и предложить свою точку зрения, почему они идут не по тому пути, как их следует развернуть и т.д. Гендерные исследования когда-то позволили обратить внимание на «женщину» в международных отношениях, на ее роль в их развитии, на ее модели поведения. Для очень многих женщин сам гендерный подход в теории международных отношений важен, для кого-то он целый смысл жизни – пусть будет так, каждый волен самостоятельно определять область своих интересов и установок. Я уже отметила, что гендерный подход – это некий способ под другим углом посмотреть на известные проблемы. Нашим дискуссиям по международной проблематике так не хватает свежих идей!

Хотя, опять же, если говорить непосредственно о связке с областью КВРН, то мне кажется, что гендер всё чаще служит как попытка создать видимость поиска решений для сложных проблем, которые не получается на протяжении многих лет решить как-то иначе. Гендерная тематика, в свою очередь, стала новым источником противоречий и своего рода разделительной линией. Более того, можно найти немало примеров, когда женская повестка служила больше пропагандистским целям в сфере ядерного нераспространения и контроля над вооружениями. В этом смысле можно вообще хорошенько поспорить, работает ли гендерный подход в сфере международной безопасности или нет. Я бы предложила просто на него критически взглянуть, выявить методологические несостыковки и предложить новые направления исследований. По-хорошему было бы смотреть на гендер в контексте антропологического подхода к международным отношениям в целом. Мне кажется, что это направление мы недооцениваем. А ведь там столько всего можно было бы найти! Поскольку каждый человек – это Вселенная, сложная и порой непостижимая, международные исследования никогда не будут стоять на месте! Также очень перспективной мне представляется связка нейронаук с изучением международных отношений и мировой политики, особенно все, что касается социальной нейробиологии.